ЭДУАРД БАГРИЦКИЙ. АКВАРИУМИСТ И ЕЩЕ ПОЭТ, 1920-30-е

Published by ]]>Настя Титова]]>
Graphics by ]]>Ольга Гоморева]]>

           Большеголовый, в синей байковой блузе Багрицкий сидел на кровати по-турецки, согнувшись, покашливая, и смотрел на светящиеся зелено-голубые аквариумы...

Эдуард Багрицкий один из крупных русских поэтов, любимец советской молодежи 30-ых годов, напоминал сейчас не писателя, а ихтиолога, который вот-вот откроет новую форму водной жизни.

Всю жизнь Багрицкий боролся с болезнью. Астма одолевала его постепенно. Страстный любитель природы был обречен стать домоседом. Поэтому природа жила, пела, шевелила жабрами и размножалась в его доме.

bez_imeni-111.jpg

Эдуард Георгиевич Багрицкий (настоящее имя Эдуард Годелевич Дзюбин) родился 11 ноября 1895 года в Одессе. С детства Багрицкий хотел стать художником. Но это желание, как и появившаяся позднее страсть к написанию стихов, казались родителям несерьезным занятием. И Багрицкий выучился на землемера. Правда, по специальности никогда не работал. Кроме литературы и рисования у Эдуарда была еще одна слабость – рыбы.

Зимой 1920 года Эдя в первый раз пришел ко мне в гости – вспоминал друг и коллега поэта Марк Тарловский. – Зима была голодная и холодная. Незадолго до этого одна за другой погибли от холода мои живородящие тропические рыбки, и только одна из них доживала свои дни, пересаженная в маленькую банку, стоявшую около железной печки. Увидев рыбку, Багрицкий, не задумываясь, назвал ее полным латинским титулом. Заметив маленький, игрушечный микроскоп с десятикратным увеличением, служивший мне для наблюдения инфузорий и мелких ракообразных, он судорожно припал к нему глазом и с плохо сдерживаемым волнением долго наблюдал живую дафнию, которую с каплей воды я положил между объективом и предметным стеклышком.

main_1.jpg
Багрицкий. Кунцево, 1930

Вскоре после этой встречи он решил снова обзавестись рыбным хозяйством, – далеко не в первый раз в своей жизни, – и так как ему приходилось начинать все сначала, то к нему перекочевал мой полуведерный аквариум. Вслед за аквариумом к нему перешел на постоянное жительство и мой Золотницкий. Эта книга, носившая название «Аквариум любителя», была настольной книгой всякого рыбовода. Но у меня было старое издание, в нем почти ничего не значилось о входивших в моду экзотических рыбках, и когда Эдуард много времени спустя получил возможность обзавестись самыми последними, самыми авторитетными ихтиологическими руководствами, выписанными из-за границы, он добродушно посмеивался над самим собою, вспоминая, что когда-то благоговейно штудировал дряхлого Золотницкого.

В Одессе Багрицкий жил бедно. Значительных литературных заработков у него не было, за стихотворение платили гроши, по пять-десять рублей. Легендарная газета «Моряк», расплачивалась с ним ячневой крупой, соленой килькой и табаком.

В июне 1927 года друзья уговорили Багрицкого приехать в Москву. И спустя несколько месяцев его стихи уже заучивала наизусть вся столичная молодежь. Поэт снимал избу в Кунцево. Тогда это было еще загородное место.

Хозяйка дома Елизавета Лаврентьевна делилась своими впечатлениями: «Когда у Эдуарда Георгиевича стихи стали чаще печатать, сразу появились рыбы, так у меня счетчик на сто рублей накрутило. Я стала посматривать к ним в комнату и раз заметила: Эдуард Георгиевич электрическим светом рыб своих грел... Ну, я им тут же вежливо сказала, чтобы они свой счетчик завели».

В Кунцево потолок небольшого рабочего кабинета Багрицкого был увешан клетками с птицами. На полу, на столах стояли аквариумы штук 20 разных – больших, со стол, и маленьких, как книга. В аквариумы уходило по тридцать ведер воды. В них жили рыбы редкостной формы и невероятных расцветок. Под аквариумами горели керосиновые лампы; между аквариумами ходила большая охотничья собака. Позже Багрицкий отдал птиц, потому что они шумели и мешали ему работать. Собаку украли. Остались рыбы, рыбы работать не мешали. Для людей была тахта у стенки; на нее можно было садиться, ставить пепельницу и класть книги. На этой тахте Багрицкий и работал, обложившись книгами, чужими рукописями стихов и пустыми коробками от папирос. На них он записывал свои стихи. Иногда он терял их, но огорчался этим очень недолго. Успех его стихов был бурным и всеобщим. В лишенных всяческих удобств апартаментах поэта в Кунцево по вечерам уже было трудно дышать от обилия людей и папиросного дыма. Несмотря на духоту и астму, Багрицкий не позволял открывать окна: Вы хотите, чтобы мои рыбы простудились и умерли! – кричал он. От аквариумов исходил легкий запах. Багрицкий объяснял своим гостям: менять воду в аквариумах часто не следует – это знают все подлинные специалисты.

preview_1.jpg
Багрицкий с писателями

Багрицкий стремительно завоевал столицу. Его стихи встретили восторженно, газеты и журналы брали их нарасхват. Издательства начали заключать с ним договора на книги и платить солидные авансы.

Власть ценила Багрицкого. Считала его образцовым советским поэтом. И, соответственно, поощряла.
В декабре 1930 года семейство Багрицкого переехало из Кунцево в Москву, им выдали квартиру в выстроенном в Камергерском переулке 2, рядом со МХАТом, в писательском кооперативе.
Теперь у Эдуарда Георгиевича имелась своя комната – светлая, солнечная, с балконом. Здесь Багрицкий устроился как ему хотелось. У стенки стоял жесткий топчан, прикрытый пестрой украинской плахтой, вплотную к нему был придвинут рабочий стол, кресло и стул. В углу – ружья и украшенная кавказская шапка. Шкаф с книжными полками. На стене телефон. А дальше, до самой балконной двери два больших металлических стеллажа с аквариумами ведер на 75.
Стеклянные светящиеся кубы соединены между собой резиновыми трубочками. На окне равномерно урчит моторчик: он накачивает в аквариум воздух. Вот и все, если не считать большой клетки с крикливым, между тем говорящим попугаем. В конце концов, попугая удалось куда-то пристроить, и, кроме рыб, в комнате у Эдуарда Георгиевича не осталось никакой другой живности.


bagr_house_2.jpg

Дольше всего Эдуард был способен увлекаться рыбами. К остальным животным он быстро охладевал. Несколько дней он радовался подаренным ему друзьями 'палочникам'. Но очень скоро у него их не стало, несмотря на их долговечность и выносливость. Он сказал, что они просто разбежались.
Свое больше аквариумное хозяйство Багрицкий вел по всем правилам строгой науки, вплоть до динамо-машины для снабжения рыб воздухом. Рыб он кормил 'циклопами'. Зимой домработница шла с сачком на Чистые пруды и выуживала для него из проруби 'циклопов', которых называла стеклопами.
Лида! – закричит Багрицкий, и тут же появляется банка с водой, а в ней мечутся мошки, не больше булавочной головки.

Среди натуралистов Багрицкий считался знатоком, крупной фигурой.
В этом можно было убедиться, побывав с ним в зоомагазине или на охотничьих базарах в Одессе – за Дальницкой, в Москве – на Трубной и Миусской площадях. Старые профессионалы-рыбоводы, жилистые старики с прокуренными усами, говорили с Багрицким почтительно и долго, записывали его адрес и номер телефона. Признанием рыбоводов Багрицкий гордился, пожалуй, больше чем успехами в литературе.


bagr_market_2.jpg

Он особенно любил, когда к нему приходили специально как к зоологу. А такие визиты были нередки. Только у него имелась единственная во всей Москве немецкая ихтиологическая книга. К нему советскому поэту стекались авторитетные аквариумисты. Объединенные общим фанатизмом вместе они сидели над этой единственной книгой. Рыбоводы видели основное призвание Багрицкого в ихтиологии, а его поэзию считали средством для зарабатывания денег на дальнейшее расширение рыбного хозяйства.

Именно к рыбоводу, а не писателю Багрицкому пришел советский актер театра и кино, режиссер Иосиф Толчанов.

– У меня нет сейчас интересных рыб, – начал знакомство Эдуард Григорьевич. Я жду из Одессы и Ленинграда, мне должны привезти. Сейчас только вот – черная моллинезия. Черная бархатная рыбина с золотыми точками глаз мягко ходила в аквариуме, чуть шевеля великолепным плавником.
– Ишь какая толстая, наверное сильно наелась?
– Нет, она беременная, скоро будет метать. Она живородящая. Должна выметать штук 60 мальков. Я вам тогда дам немного. Вам и И-ву, больше никому. В Москве у рыбоводов черной моллинезии почти нет.
– А это что за чудесные рыбки?
– Это шайбенбарши, – они мне надоели. Я их выбросить хотел в уборную. Возьмите их пожалуйста. Унылая рыба!
И, переходя от аквариума к аквариуму, Багрицкий показывал и рассказывал о рыбах и их повадках. О том, как они мечут и устраивают гнезда, как ведут любовные игры.
– Это бойцовская рыбка – 'петух' черный. Его можно натренировать на драку. В Сиаме этим занимаются. Видите кучу пузырьков на поверхности воды? Это гнездо. Он сюда прикрепляет каждую выметанную самкой икринку. Видите, видите, что он делает! Как вам нравятся эти трюки!

Багрицкий утверждал, что его отношение к рыбам базируется не на сентиментальной любви к ним, не на способности привязываться к отдельным особям, а исключительно на страстном исследовательском интересе. «Посмотрите, как размножаются калиурусы... или полицентрус хомбурга...» – восхищался известный всему Союзу поэт. Ему было интересно наблюдать функции многоклеточного организма и законы, управляющие им, в наивозможной чистоте и с наивозможным удобством.
Здесь проявлялось его честолюбие, его спортивное стремление к обзаведению такими экземплярами, которых нет ни у кого в городе. Однажды члены редакционного совета одного из издательств, которые не хотели начинать своего заседания без Багрицкого, были поставлены в известность о том, что Багрицкий приехать не может, так как у него рожает girardinus decemmaculatus


3377_2.jpg

Переезд в Москву негативно отразился на здоровье Эдуарда Георгиевича. Из-за резкой смены климата обострилась астма. Ее приступы стали более частыми и более продолжительными. Все сложнее становилось выходить из дома.

Несмотря на то, что чувствовал себя поэт отвратительно, комната его по-прежнему напоминала подводный мир. Чуть прищурившись, Багрицкий сидел за столом, перед ним в маленькой банке плавало немного риччии. Он не отрывал взгляда от зеленых звездочек.

– Эдуард Георгиевич, в чем дело?
– Я выловил из аквариума риччию с прикрепленными к ней икринками. Это растут глаза. Это развиваются мальки. Видите, там внутри, точечки...


Список используемой литературы:
1. Павел Антокольский. Путь поэта. 1965
2. Юрий Олеша. Личность и творчество. 1959
3. С. Гехт. Вечера в железнодорожном клубе. 1935
4. Марк Тарловский. Багрицкий и животный мир. 1935
5. Татьяна Тэсс. Дальницкая, 3. 1949
6. Я. Бельский. Эдуард в Николаеве. 1935
7. Георгий Мунблит. Давние времена. 1958
8. Валентин Португалов. Юность твоя - юность моя.1963
9. Марк колосов. Мой сосед. 1969
10. И. Толчанов. Таким я знал его. 1935

konvert_0.jpg